У русских я научилась по-настоящему работать. Я не была бездельницей и ничего не делала спустя рукава, но то, что творилось за кулисами Дягилевского балета, повергало в шок.
Когда на репетициях, где можно не выкладываться полностью, Нижинский по окончании танца падал почти замертво, и его приходилось буквально отливать водой, приводя в сознание, когда Серж Лифарь сгорал от напряжения в каждом па, а вместе с ним сгорал и сидевший в зале Дягилев, вот тогда рождался шедевр.... Все остальное после этого пламени казалось грубой подделкой. Там я увидела, как можно погибать и воскресать с каждым движением, потому что именно от этого оно и становится совершенным, как ради творчества можно и нужно забыть себя...
Это не птица Феникс, это Вечность. И неважно, в чём она - в танце, в сумасшедших декорациях Бакста, в горящих глазах Дягилева, в музыке Стравинского... Умирая и возрождаясь, они творили, они были равны Творцу...
Я поняла — они гениальны, потому что не боятся отдавать всё ради творчества и делать это, пока живы.
С тех пор я тоже умираю с каждой моделью, пока она создается, и возрождаюсь, когда манекенщица идёт в ней по подиуму. И неважно, аплодируют или нет, я сама вижу, не зря ли были смертные муки.
© Коко Шанель | «Жизнь, рассказанная ею самой»
